Би-би-си, программа «Музыкальная студия — круглый стол»
Лондон. Фестиваль UNSUNG MUSIC «Невоспетая музыка»
1996 18–20 июня
Ефим Барбан – Джеральд Вуд
(Би-би-си, программа «Музыкальная студия — круглый стол »): Добрый вечер, у микрофона Джеральд Вуд.
С 18 по 20 июня в Лондоне прошла серия из трех концертов, своего рода международный фестиваль музыки авангардного джаза и свободной импровизации организованный британской фирмой грамзаписей Лео-рекордз, точнее ее владельцем Лео Фейгиным. Название фестиваля «Unsung Music» я несколько вольно перевел как «Неспетая песня», видимо намек на невостребованность этой музыки широкой публикой.
На концертах выступили британские и российские и американские музыканты, работающие в сфере новой импровизационной музыки.
Россия на фестивале была представлена «Оркестром московских композиторов» под руководством Владимира Миллера, квинтетом саксофониста Владимира Резицкого из Архангельска, виолончелистом Владиславом Макаровым из Смоленска и саксофонистом из Вологды Эдуардом Сивковым которые выступили в ансамбле с такими английскими музыкантами как John Edwards, Tim Hodgkinson и другими.
Американский саксофонист и композитор один из лидеров авангардного джаза Энтони Брэкстон выступил в дуэте с певицей Лори Ньютон. США были также представлены квартетом кларнетиста Джо Манери и трио гитариста Джо Морриса. С обширной постмодернисткой композицией выступил венгерский композитор Тибор Семзо. Показали свои программы британский ансамбль из Глазго “Green Room” и септет басиста Саймона Фелла.
ВВС достаточно широко освещала эти концерты в нескольких своих передачах, мне же захотелось разобраться в судьбе этой невоспетой музыки, выяснить ее место в современном культурном контексте, прояснить для себя эстетические и содержательные ее ценности. Тем более, что эта так называемая новая музыка утверждает себя вот уже 30 лет.
Воспользовавшись тем, что вместе с российскими музыкантами в Лондоне оказались ведущие российские критики, работающие и в сфере нового джаза и новой импровизационной музыки Дмитрий Ухов и Николай Дмитриев из Москвы, Александр Кан из Петербурга я решил провести в своей музыкальной студии круглый стол с их участием для обсуждения всех этих проблем. В студию был также приглашен виолончелист Владислав Макаров вот уже 15лет занимающийся искусством свободной импровизации.
И так, музыкальная студия ВВС. За круглым столом Владислав Макаров, Николай Дмитриев, Дмитрий Ухов и Александр Кан. Тема дискуссии — Искусство свободной импровизации в меняющимся мире. Ведет дискуссию Джеральд Вуд. (Ефим Барбан)
Джеральд Вуд — Меня всегда занимал вопрос, какова роль этой музыки в культурной жизни любой страны, какова ее функция, зачем она существует, несмотря на ее невысокую популярность, что она несет нового по сравнению с традиционными видами искусства и важна ли ее роль в формировании эстетического сознания, интеллектуального, духовного сознания нации. Если бы этой музыки не было, возник какой-нибудь вакуум, заметили ее отсутствие. Для чего эта музыка и что она дает, в конце концов, по сравнению с другими видами музыкального искусства человеку. Важно ли это, то над чем вы все бьетесь.
Владислав Макаров занимается этим уже много лет и не получает в значительной мере ни экономических, ни социальных дивидендов. Как вы думаете, что вами движет и несет ли ваша музыка что-то, что при ее отсутствии ощущалось как утрата человечеством.
В.Макаров — Мне кажется, что эта музыка несет высокий духовный потенциал, момент же ее адаптации в обществе, уже вторичное, как она воспринимается, как она живет потом, т.е. это сфера запредельная для меня. Ну а для меня лично это экзистенциальный процесс…
Д.Вуд - То есть вы занимаетесь некоторым трансцендированием.
В.Макаров - Пожалуй, так можно сказать.
Д.Вуд - Вы знаете, я выскажу сейчас довольно кощунственную мысль, мои наблюдения показывают, что такого рода музыка, обладая уже разработанным языком почти не развивающимся обладает определенными художественными и эстетическими ограничениями, вы употребили слово –духовное содержание, духовный потенциал, мне кажется, что вот эти языковые ограничения выразительных средств, которыми пользуются в импровизационной музыке, они и не дают возможности создавать те высокие духовные артефакты, которые создает музыка традиционная, музыка симфоническая обладающая более развитым языком или, во всяком случае, потенциалом способным к созданию чего то более высокого и значительного. У каждого вида искусства есть определенный язык, который ограничен в какой-то степени, может быть, эта музыка предназначена для чего-то другого, более узкого, более экспериментального, более технического. Может быть, Дмитрий Ухов прояснит эту ситуацию.
Дмитрий Ухов — Я полностью с вами согласен в том смысле, что ограничения по всем параметрам у этой музыки значительно большие, чем мы с вами считали лет 15 назад и много артикулировали по этому поводу. Но, я все-таки считаю, что вынь новую импровизационную музыку из жизни, и опосредованно это будет очень заметно. Вопрос чисто эстетический, во-первых, как я выяснил вот уже в течение 4 лет фестиваля «Альтернатива», новая импровизационная музыка оказывается, чуть ли на единственным полем взаимодействия, опять абсолютно разобщенных миров: рок-музыки, джаза и академической. Поиграть вместе они могут только в ситуации новой импровизационной музыки, эти люди и узнать, как люди друг друга как следует, потому что джазовый музыкант, чтобы быть принятым в консерваторский истэблишмент ты должен написать симфонию. Это первый момент. И второй момент, который генетически новая импровизационная музыка унаследовала от своего субстрата джазовой импровизации, как мы когда-то называли это свободным джазом, это here & now «здесь и сейчас». Все-таки ситуация когда существует много компьютерных программ и дети уже знают как делается такая музыка, симфоническая музыка по природе нотирована, попытки алеаторической музыки тоже давно уже позади, новая импровизационная музыка дает ощущение публике, что они присутствуют на том, что никогда больше не повторится. И это превращается если не в праздник, то в то, что потом забывается с трудом.
(звучит музыка Макарова-Юденича из импровизационного цикла «Пространство-мифология-тишина»)
Николай Дмитриев — Я не стал бы столь категорично как вы принижать эту музыку…
Д.Вуд — Я не принижаю, я пытаюсь найти ее нишу….
Н.Дмитриев — Языковые ограничения несомненны, потому что, здесь много не фиксированного, т.е. это живое высказывание, которое сродни фольклору и имеет массу ограничений.
Д.Вуд — Это не важно…может быть у нее есть более важная функция.
Н.Дмитриев — Да она есть, то, что она живая в отличие от очень многих интеллектуально выстроенных образцов музыки академической, эта музыка существует, живет для музыкантов в первую очередь, для аудитории может быть во вторую, что не менее важно. Наиболее важно, на мой взгляд, может это очередная волна, очередная попытка, то, что называлось в 50‑е годы. Происходит сближение новой академической музыки, компонированной, написанной и этой живой импровизационной. В результате получается что-то новое, и на этом пути есть будущее, музыки той, которая удовлетворит нашим всем требованиям, идеологическим и языковым с развитыми структурами и сохранит ту жизнь. Ту жизненную силу идущую от корней, от фольклора, через джаз, через чтобы то ни было. Это жизнь то, что у нас под ногами, это почва, оттолкнувшись от которой мы попадаем в никуда.
А.Кан – Вот это последнее замечание наиболее верное и плодотворное. Результат, который может дать вот это бытование НИМ Она возникла как концепт, как абстрактный экспрессионизм, как черный квадрат Малевича, т.е. это было некое идеологическое, эстетическая даже этическая догма, которая была возведена ее апологетами в абсолют. А дальше идти было некуда, дальше наступил естественный тупик. И этот тупик мы все наблюдаем на протяжении последнего десятилетия. Выход из этого тупика мог быть только один – в обогащении смежных форм музыкального творчества, эстетическими, звуковыми, что чрезвычайно важно, звуковыми находками, найденными в этой музыке. И это активно происходит на протяжении последнего десятилетия в западной музыке. Есть огромное количество музыкантов которые, не важно откуда вышли, будь то Генри Тредгил, вышедший изначально из джаза, который превратился в крупного серьезного композитора, который использует элементы нового джаза, будь то Джон Зорн который вышел из радикального белого экстремистского авангарда, который теперь сочетает какие-то элементы еврейской музыки, рока, еще чего-то. Происходит интересное слияние, сочетание, происходит обогащение. У нас я это ощущаю, к сожалению гораздо меньшей степени, у нас сохраняется пока сектантство, сохраняется мир изолированный от большой культуры. Вот фестиваль «Альтернатива» освещается газетой Коммерсант, ну одним сюжетом на ТВ, ну и что !? Все равно на общекультурный контекст, на общекультурную эстетическую ситуацию в стране наша музыка, к сожалению не влияет.
Даже крупные, а у нас есть крупные музыканты, например, наиболее интересный Гайворонский, ну и что Гайворонский? Какое влияние оказало творчество Гайворонского на кого либо, кто его знает, где это, что это ?..
( звучит музыка Гайворонского — Волкова )
Д.Вуд – Я позволю себе маленькое резюме, все что сказали навело меня на две мысли, во-первых, очень важный момент по поводу этой музыки, ее спонтанное начало, т.е. импровизирующий человек на сцене, музицирующий. Может эта музыка в какой-то степени восстанавливает древнюю традицию отсутствие посредника между композитором и публикой, может она создает универсальную музыкальную личность, которая одновременно является и композитором и исполнителем и в какой-то степени слушателем. И создание такого рода музыки, сама идея спонтанности восстает против заорганизованности и официальной мертвячины окружающего мира, может быть в этом и есть смысл этой музыки. В конце концов, такого рода действия были загнаны во внутрь иудео-христианской цивилизацией, рациональной в своей основе. Может это протест против всеобщей рациональности, возникшей в мире.
И второй момент, о котором косвенно сказал А.Кан, это создание новой универсальной культуры, мировой Может это и идея глобальной интеграции, которая наблюдается наряду с регионализацией одновременно. Но, тем не менее, общая тенденция мира, это тенденция к глобализации. И вот может быть новая музыка, она в какой о степени сознательно или бессознательно впитала в себя эту тенденцию и является единственным искусством, которое существует параллельно с подлинно реальной тенденцией, то есть возникает лаборатория для создания новой универсальной культуры. Недаром сказался у музыкантов новой музыки такой интерес к неевропейским музыкальным культурам. Изыми такого рода музыку из европейской музыки и эта тенденция исчезнет, поскольку в застывших формах академического искусства такая тенденция возникнуть не может, поскольку она оперирует исторически застывшими стилями. Здесь же открытость такого рода музыки позволяет ей не только благодаря своему экспериментаторскому характеру , и тому что она объединена и географически. Эти музыканты встречаются на многих фестивалях как это происходит сейчас в Лондоне, как это возникает в Вильнюсе, где фестиваль носит уже международный характер. Может смысл этой музыки и заключается в этих двух аспектах. В создании новой универсальной мировой культуры. А к этому видимо и идет. И к тому, чтобы превратить музыку в явление экзистенциальное, а не в некий артефакт, служащих чисто эстетическому медитированию.
Согласны ли вы со мной?
Н.Дмитриев, В Макаров — Да. Да согласны.
А.Кан — Я не полностью согласен, считаю что, вы вот говорили, что публика становится свидетелем процесса непосредственного создания музыки, процесса «здесь и сейчас». Мне кажется вот пора нашего упоения вот этим давным- давно прошла. Сейчас когда современная мировая культура уже полностью впитала в себя этнические фольклорные элементы, когда здесь например на сцене Ройял Фестивал Холл одновременно выступаю с нашими музыкантами шаманы. Все это полностью воспринято и адаптировано мировой публикой. Сейчас уже невозможно удивить, поразить слушателя непосредственным актом спонтанного музицирования, сейчас важен результат, продукт. А вот каков этот продукт. А это уже содержание, смысл.
Д.Вуд — Да это очень важная проблема. Но, на мой взгляд, это проблема скорее постмодернизма, чем нового искусства, что где создание артефакта подменено разного рода акциями, где создание артефакта подменено разного рода описаниями и документациями. Я думаю, это проблема не новой музыки, а постмодернистских видов искусств, которые пытаются заменить это акциями или хепенингом, где деструкция главенствует над творческой идеей. Но нам следует это отделить, хотя в реальной жизни все это смешалось, модернистское и постмодернистское. И кажется, что реально стремление к созданию произведения искусство существует, несмотря на импровизационность. Недаром реакцией на алеаторическую, свободную музыку возникло стремление на структурную композицию. Вот в творчестве Брэкстона, как реакция на музыку позднего Колтрейна.
( звучит Марш животных «Оркестра московских композиторов» )