журнал: Смоленск №5 (117) 2010
автор: Полина Мельникова
В мае нынешнего года известный в Смоленске и далеко за его пределами художник Всеволод Лисинов отметит свой 65-летний юбилей, позволяющий взглянуть на прожитые годы, подвести итоги и строить дальнейшие планы. Что же было за эти долгие годы творческой работы, которая являлась для художника и целью и смыслом жизни?
Любовь к рисованию проявилась у него с самого детства. Маленьким мальчиком Всеволод очутился в Китае – отца послали в Поднебесную работать на нефтепромыслах. Разноцветные вышивки и раскрашенные картинки, удивительной красоты базары с множеством драгоценностей, антикварных вещиц тонкой работы, шелков навсегда оставили свой отпечаток в памяти будущего художника. После окончания школы, а было это уже в Новополоцке, Лисинов отправился в Витебск, поступил на худграф и постепенно начал вырабатывать свой неповторимый стиль. Яркие, с множеством орнаментов, декоративные композиции – самое начало творческого пути. Уже здесь видны главные особенности лисиновского стиля — чистый, открытый цвет, лаконичная линия, стилизация. Небольшие по формату работы напоминают, скорее, драгоценности – переливающимися на солнце цветными бликами, – или восточные миниатюры.
А дальше – суровая проза жизни, поскольку советскому народу в те годы было нужно совсем не такое искусство. Попытки вписаться в систему одна за другой проваливались: работа оформителем, плакаты и лозунги – все это казалось невыносимым. Без работы, без всякой поддержки художник продолжал работать, с фанатичностью забывая о голоде, не обращая внимания на окружающий мир. Он был чужим для города Новополоцка — испачканный красками, с усами разного цвета – рыжим и черным (таким уж его сделала природа), в перевязанных веревкой ботинках (новые купить было не на что)… Тем не менее, были и поклонники. Однажды балетмейстер дома культуры нефтяников предложил Лисинову расписать балетный зал. Художник был вдохновлен. Купив на последние деньги краски, принялся за работу. Роспись размером три на пять метров была готова через четыре дня. «Императорский балет 18 века»: Моцарт дирижирует оркестром, а дамы с кавалерами танцуют менуэт. Маленькие амурчики в самом верху бесстрастно взирают на все происходящее. Потрясающая воображение советского человека фреска продержалась четыре года, после чего все-таки была уничтожена.
Позднее Лисинов находит работу главного художника в Смоленском театре кукол, перебирается в Смоленск, где и живет по сей день. Работа в театре кукол была интересной, но недолгой – уйти пришлось из-за конфликта с одним из режиссеров, не принимавшим художественные предпочтения Лисинова. Потом он устроился художником-оформителем в облкниготорг, но и здесь не задалось. Несколько московских знакомых Лисинова, известные диссиденты, устроители бульдозерной выставки, добились разрешения на выезд из СССР и уехали в США. Тем, кто имел с ними дело, пришлось несладко: Лисинова тут же выгнали с работы, и никакой надежды найти себе что-нибудь подходящее больше уже не было. Так для художника начался один из самых темных и долгих периодов жизни.
Единственное, что сумел найти Всеволод Лисинов, — место обходчика тепловых сетей. Тонкий, впечатлительный, интеллигентный человек попал в царство простых, как совковая лопата, никогда не просыхающих работяг, в мир, будто бы позаимствованный из поэмы Венедикта Ерофеева, только еще более беспросветный. Впрочем, среда, в которой он невольно оказался, дала толчок творчеству. Выстрадав изнутри, пропустив через себя этот мир, художник создает работы, которые ни до него, ни после было просто не с чем сравнить. Так появилась на свет «подвальная серия». Тут и жанровые сцены — игра в карты, опохмелка, перекур, и портреты слесарей, и подвальные кошки, и даже обнаженные женщины, ведь любовь, какая уж ни есть, живет и в подвалах… Тогда же художник начинает писать пейзажи: его притягивает неустроенная жизнь захолустных улочек, бараки, покосившиеся избы.
В это время Лисинов знакомится с ленинградскими художниками и начинает участвовать в выставках Товарищества экспериментального изобразительного искусства. Это — единственная отдушина, единственная возможность общаться с себе подобными, поскольку попытка наладить отношения с «официальными» художниками, членами Союза, наткнулась на стену неприятия. Так, в своем мире насосов и задвижек и манометров художник жил и работал девять лет, до самой перестройки: одна смена начиналась в 6 утра, вторая длилась до полуночи, а в промежутки между сменами художник работал над своими картинами. Когда Всеволода Лисинова, наконец, «открыли», ему было 46 лет. Его работами заинтересовались иностранцы: американцы, немцы, французы стали покупать его картины, на эти деньги можно было жить и полностью погрузиться в творчество. Интерес к России, поднявшей железный занавес, был велик, а искусство «подполья» пользовалось заслуженной популярностью. Художник побывал с выставками в Европе, поработал несколько месяцев в галерее в США. Коснулась эта «оттепель» и нашего города. В Смоленске появилось отделение Гуманитарного фонда им. Пушкина. Стали проходить фестивали, выставки, в наш город приезжали известные в мире искусства люди.
Лисинова заметили, о нем заговорили. В 1991 году впервые выставленный «Подвальный цикл» вызвал у демократической общественности бурю восторгов: «В Смоленске первый раз выставлялись работы Всеволода Лисинова, дивного художника, не однажды представленного за рубежом и на корню скупаемого американцами, — писала в 1992 году Мария Арбатова, которая уже тогда была «известным столичным публицистом». — Неужели все эти картины уедут? Неужели наши галереи проспят и этого художника, скромного, интеллигентного человека, не умеющего так коммерчески пристраивать свои вроде бы некоммерческие произведения, как это наловчился делать весь наш андерграунд?». То в одном, то в другом серьезном журнале появляются страницы с цветными репродукциями работ Лисинова, и авторы заметок заходятся в любви к русской провинции, порождающей гениев. «Всеволод Лисинов – потенциальная сенсация. Раз увидев его работы, — будь то пейзаж, городской или сельский бытовой жанр, условный портрет в пейзаже и жанре, натюрморт, — их уже не спутаешь ни с чьими полотнами: печать осмысленной оригинальности – здесь тавро качества. … Художник легко раскрывается зрителю, вызывая в нем ответный прилив добра и расположения к первому встречному, к ненастной погоде и серому полудню, а затем к своему вечно «тепленькому» соседу и невезучей «родимой сторонушке», — рассказывал высоколобым читателям журнал «Социум». «Неужто и вправду признание найдет Лисинова при жизни, да еще и на Родине?» — задавались вопросом «Известия». К сожалению, нет.
То, что в то время проросло и расцвело в умах и сердцах уставших от постоянного лицемерия и лжи людей, в серой повседневности и заботах о хлебе насущном, быстро засохло. Эмоциональный всплеск прошел, словно и не было. Власти, давшие было Лисинову просторную мастерскую, сменились, а новые потребовали большие деньги за аренду помещения. Все вернулось на круги своя! Лисинов — пенсионер, сейчас получает пенсию чуть больше прожиточного минимума. Званий не имеет, в советах при чиновниках не числится. Больно смотреть со стороны на судьбу талантливого, не похожего ни на кого, настоящего художника – вот уж воистину нет пророка в своем отечестве. Говорят, живем в новой России, только вот система, расцвет которой пришелся на годы застоя, исправно функционирует, нет ни новых голов, ни нового подхода, все увязло, и Кафка снова стал былью.
Культуре, в высоком смысле слова, внимания у нас не уделяется вовсе. Областной департамент пестует мероприятия, которые выглядят со стороны крестьянскими праздниками при небогатых дворянских усадьбах. Просто стыдно становится за наш такой некогда культурный, просвещенный город, подаривший миру многих замечательных, известных людей! Несмотря на бесконечные обещания, в городе до сих пор нет нормального выставочного зала. Вот-вот, вот-вот, теперь к юбилею города…. Но мы живем сейчас. К своему юбилею Всеволод Лисинов планировал устроить выставку, помещение для которой ему любезно обещали предоставить сотрудники смоленского музея-заповедника – флигель на улице Тенишевой, рядом с музеем «Русская старина». Там вроде бы должны были поменять пол – старый представляет для посетителей настоящую опасность: проваливается, так и ноги переломать можно! Но деньги, выделенные на ремонт, как водится, куда-то делись, и осмотрев зал, художник и музейщики решили от выставки отказаться – стыдно звать гостей в такую вот обстановочку. Почему ему стыдно? Почему не стыдно властям? Сколько можно кричать, что культура – краеугольной камень нации, что именно от нее зависит, какими будут последующие поколения и будущее России вообще? Решая насущные проблемы, нельзя забывать о том, что останется от нашего поколения, о том, что мы передадим потомкам. Уж очень не хочется, чтобы о нас вспоминали как о варварах, уничтоживших достояние великой империи, создаваемое веками.
