Автор: Владислав Макаров
Это было время до перемен. Тогда мы и представить себе не могли, что они настанут и какие они будут. Но в наших головах они уже наступали. Они были выражены в звуках, в звуках прорыва и слома, новой энергии и шелеста свободы. Не совсем понимал, откуда бралась эта бешеная энергия моих виолончельных фантасмагорий, разрушающих все мыслимые и немыслимые конвенциональные преграды. Услышав впервые пулеметные фортепианные пассажи Сергея Курехина в 80‑м году, понял, что ИСТИНА — здесь! И я не был в одиночестве. Чуть позднее Курехин писал мне в письме, что нужно опрокинуть всё, и это должны сделать именно мы, десяток музыкантов, не принадлежащих ни клану джазистов, ни рокеров, ни академических классиков.
Из духа трагического несоответствия (всему окружающему) родилась ЭТА музыка. И у каждого особенная. Родоначальники Г‑Т-Ч (Ганелин-Тарасов-Чекасин — трио) создали уникальный самодостаточный иронический музыкальный театр, Курехин родил идею колоссального абсурдного музыкального полигона (всех времен и народов). Дуэт Гайворонского — Волкова погружал баховские интонации в эзотерику индийских раг. Валентина Пономарева озвучивала шаманские интуиции. Сергей Летов и его «Три О» манифестировали демонтаж джазо-попсовых стереотипов. Я и мои последователи — Александр Кондрашкин, Михаил Юденич, Валерий Дудкин и др. выбрали самый рискованный путь, путь чистой свободы, чистой музыки, искусства свободной импровизации. Я упорствовал в чистоте принципов и отвергал любые компромиссы. Позднее, познакомившись с концепцией свободной импровизации британской «КОМПАНИ» (Дерека Бейли и Эвана Паркера), я утвердился в своей особой миссии в музыке и пошел даже на разрыв отношений с некоторыми музыкантами, отстаивая особые экзистенциальные и трансцендентные аспекты своей музыки. Тогда-то я впервые и ощутил некоторую изоляцию и отстранение, которые сохранились по отношению ко мне и доныне. Тем не менее тогда, в 80‑х трио Макаров-Летов-Кондрашкин (позднее Макаров-Дудкин-Юденич) осваивала свою нишу в Новой музыке. В Прибалтике, в частности в Риге, тогда была подходящая «андерграундовая» атмосфера, и чаще нас можно было слышать именно там. Блестящий рижский саксофонист, духовик Александр Аксенов был нашим единомышленником, он создал некий музыкальный полигон под названием «Атональный синдром», что было подобием (но совершенно независимо) курехинской “Поп-Механики», где экспериментировали музыканты различных направлений. И был даже свой Курехин — Олег Горбаренко (вскоре скончавшийся, как бы мистически предопределив судьбу и самого Курехина) — безумный пианист, поражавший идеями и техникой многочисленную публику и фанов «Синдрома». Мы с Сергеем Летовым часто участвовали в этих акциях.
Тогда-то и родилась легендарная андерграундовая группа «ЗГА», где я числился крестным отцом. Николай Судник и Валерий Дудкин создали нечто совершенно необычное, постиндустриальные шумовые инсталляции, выполняемые на инструментах собственного изготовления. Я, Сергей Летов, Александр Аксенов, Валерий Дудкин, Николай Судник, Михаил Юденич, Вадим Петренко и другие музыканты часто импровизировали вместе и устраивали домашние сейшены. И хотя все же та музыка была довольно эклектичной, все мы были заряжены идеей создания новой музыки. И даже музыка Г‑Т-Ч, Вапирова, Гайворонского и самого Курехина казалась нам недостаточно авангардной.
Мы по-партизански появлялись то здесь, то там (Питер, Москва, Прибалтика, даже Смоленск, Ярославль, Тверь) на площадках официальных, неофициальных и полуофициальных, оставляя после себя недоумение, восторг, а иногда и неприятие. Так проходили 80‑е, в воздухе висело ожидание большого признания и больших перемен.
Вскоре каждый из нас эстетически вызрел и самоопределился, и между нами стали возникать серьезные разногласия. Летов играл с Курехиным и рокерами типа «ДДТ” на больших площадках, сам Курехин становился анти-поп-звездой благодаря масштабным скандалам «Поп-Механики». Г‑Т-Ч с триумфом блуждали по миру. Кое-кто эмигрировал. Кто-то «опопсел», кто-то канул в неизвестность. Рижский андерграунд погрузился в зловещий оккультизм, а неистовая скрипачка Валя Гончарова в Таллине в мистицизм и гипер-скрипичную индивидуальную мифологию, и только на холодном Севере бодро несли авангард в массы закамуфлированный под джаз музыканты секты Владимира Резицкого под просветительским лаконичным названием «Джаз-группа! — просто, Архангельск». Да еще в далекой Сибири пестовал робкие побеги фри-джаза бесподобный персонаж Яша Айзенберг и джазовый отступник Сергей Беличенко.
Макаров неуклонно оттачивал острие собственного смычка, ища поддержку в экзистенциальных дебрях модернистских парадигм. Приближались 90‑е с их реальными переменами, и наш «дранг нах вест» — прорыв на Запад, но это уже другая история, точнее, второе действие музыкально-трагического фарса.
15.08.2002 Смоленск
Эссе, написанно для релиза-антологии Lео-records «Golden Years of the Soviet New Jazz» 2002, GY 409/412, (в буклете релиза представлено на английском)
